Триллер и шестнадцать лет немыслимого пути в некое такое

Ах, дамы, господа, позвольте нам начать, и пьесу показать про смерть и про любовь…

Итак, 30 ноября 2004 года. Выходит новый альбом группы Агата Кристи, который называется Триллер. Часть первая. После четырех лет затянувшегося длинной черной папиросой молчания Глеб и Вадим Самойловы сделали то, что они, собственно и сделали. А именно: ничего сверхъестественного, конечно, просто выпустили долгожданный всеми концептуальными агатаманами новый альбом. Все, кажется, просто. Но разве хоть когда-нибудь за шестнадцать лет существования было у этих звездочетов что-нибудь просто? Просто так? Давайте вспомним…

1988 год. ВИА РТФ УПИ записывают пластинку под названием Второй фронт. Инспектор По, помните, там впервые появился? Странная музыка, неживая вода. Заметим, что тогда уже неживая. Да, нежити на первом альбоме хватало сполна! Гномы-каннибалы, Пинкертоны, Пантера-Лилит, милый ангел в пятнах черной крови, черные же волки, манекены, облаченные в уродливые обертки телесудеб, и, разумеется, сам Инспектор По, заправляющий всем этим зловещим шабашем. О да, мсье, Вы не ошиблись… она самая! Черная романтика! Черные перчатки качают колыбель, страшный сон, наполненный оборотнями и вампирами. В горло постепенно входит режущий зонд маэстро По, спазмами укуса обжигает шею удушливый запах бесконечных длинных подвалов, и вскормленные влагой растаявших льдин железные губы медленно и нежно пьют неживую воду магического мира. Коммунальный блюз раскаляет до предела обострившийся слух, чтобы в который раз вырезать гноящийся флюс на алом соцветии израненной щеки, и в который раз выходит только больно, а ужасный флюс появляется снова и снова… Но ветер гулко уносит в душные залы… что? ваш крик? ваш гимн? Какой гимн? Время неба – прошлый слог, господа… Вскормленный лежалым снегом отравленный исток. Сначала Вы думали, что все будет просто? Мсье, я Вас умоляю… Не для Вас команда Вольно? Это Вы говорите? А кто потом, в 93-м, будет просить Ее бить? Разве не Вы сладко простонете «Вольно!» и отдадитесь ее звездной плетке? Ха! Но пока Ваше сердце полно талых льдов Серебряного века и пока Вы еще ничего не знаете… Она стремится к сердцу, предвкушая его, но чей-то пульс останется в отравленной куче. «Ах, как заманчиво звучат эти слова» – думали Вы, мсье! «Поликсена… Поликсена… Это наша с тобой Вальпургиева ночь, и я не упущу свой шанс!» Но Вы просто были наивны. Наивны и чисты. Чисты… Да, ледяной гранит обжигал тогда еще Ваше сердце. Помните? Вы были в двух шагах от Вашего Норда. Но Вам захотелось отравы! Что ж… ежели ты сама хотела врагов, государыня, кто ж мог тебе возразить? Чистая душа… Вы жалеете о ней, мсье? Знаю, сейчас уже нет. Вы смеетесь? Ах, да… Кроме Вас там не было никого, кто бы мог знать о том, что говорят серые камни на мостовой. Только Слава Бутусов приближался тогда к этому. Нет, я не спорю, эрудит Кормильцев помог, конечно. Но Бутусов чувствовал. Чувствовал этот призрачный город, сотканный из фиолетовых оборотней и странных призраков в нелепом пальто. Кроме него и Вас – никто более. Хорошие, наверное, это были времена, в Свердловском рок-клубе-то? А помните, мсье, как Вы тогда ко всему серьезно относились? Но лед растаял, чтобы пустить Вам по венам странную розовую жидкость, совсем неживую и совсем нехорошую… Что ж, Dance!

1989 год. Коварство и любовь. Недолго продолжалась эта серьезность, скажу я вам, господа, и второй альбом подтвердил это. Записанный уже под именем Агата Кристи. И снова Инспектор По! Его режущий зонд так и остался в горле нашего героя… Но смешно. Уже смешно.  Браво! Публика кричит «Браво!..» Но уродливый карлик уже затряс топором – слишком поздно бежать. Кровь! Кровь! Кровь! И еще кровь… В душном трактире он отрешится с пьяною ордой. «Зажигай-ка, милый, белую ты кровь!» Смех! Смех! Смех! Опять этот жуткий смех… Откуда он? «Из глубины собственного…» - и тут Вы, мсье, запнулись. Вы хотели сказать сердца? Мсье, не будьте так наивны, ведь Вы же уже ВСЕ знаете. Все ли? Да, от души можно было посмеяться, дьявольским смехом… Значит, дьявольской душой? Нет, что вы… Герой летал на голубом дельтаплане, вы не подумайте, что вы... Вы же смеялись тогда? Опереточный голос, опереточные страсти… Желтый дом, там парит темнокрылый… воробей. Всего лишь воробей. Что еще не понятно? Смех! Сладостный смех… Развратных пьяных милашек в душном кабаре, в клубах дыма смеется ледяным холодом красивый убийца в черной перчатке. Другая упала на постель. Опять смешно. Вспомнили и бедного Шарикова… Ломали комедию. От души. На празднике семьи от души Вы смеялись, мсье, как мама-истеричка задыхается на открытой газовой плите, дедушка-шизофреник в помешательстве бомбит Ваш любимый Берлин, а вечно вожделеющая сестра стремится на асфальт со смердящего мещанской убогостью балкона. «Хэй, у тебя такая заааааааааавадная семья! Бесса ме мучо. Сегодня, мальчик…» Пародия, бьющая через край, ирония, дьявольский смех, декаданс! То ли это смех, то ли это крах? Закрывает темнота, а что дальше? Можно только разорванным ртом харкать кровью! И снова Лилит… Снова Пантера. Госпожа Лилит напару с синим инфернальным сеньором… нет, не Астаротом, Инспектором По. Ах, как трепетали струнки Вашей души тогда… Признайтесь, мсье. Вы тогда уже поняли, что остается одно: это смех. И кровь. Смех и кровь. А что Она еще могла Вам дать? Но тогда все это было лишь игрушками для Вас. Ха! Истинный денди, холодный и утонченный декадент, Вы были циничным и прекрасным актером из Серебряного века, Вы думали, что в руке у Вас волшебный шар, целый мир, и Вы – его повелитель. Вы, конечно, ошибались…

1991 год. Декаданс. Спой мне, чтобы было страшно… Первые слова альбома. Сезон дождей. Ах, как скучно!.. Осень на душе у нашего героя. Что-то такое произошло, о чем он молчит, но что можно услышать в его голосе, если, конечно, внимательно прислушаться. Это все еще Вы, мсье? Или… Или это Вы, Глеб Рудольфович? Ваша маска… Ваша маска упала, Глеб. Ах, все равно? А как же Ваш герой? Он более не нужен? Да, да… Я все понимаю. Уже поздно? Нет, это Вы в 97-м мне скажете. Еще рано. Еще черная мотоциклетка манит зеленым глазом улететь туда куда-нибудь, еще слишком сильна эпидемия, и вампиры так соблазнительны, и кокаин плещется прямо в ноздри, и пилоту снится канкан, и черпается жизнь из хрустальных бокалов, и вообще, эксперимент еще не окончен! Здесь ничего невозможного нет, да, это немного, но это и немало! Декаданс – это продолжение Коварства и любви? Несомненно. Только пьяное бесстыдное восхищение с каждой пьесой все сильнее сменяется шепотом задающего вопросы. Разные вопросы. Беглецу не нужна более правда, но почему он – беглец? От кого он бежит? Кто они, на вертолете, над головой? На эшафоте красивой стальной шпалы ему отрежет голову железное колесо красного как свежая кровь трамвая, и будет ли это сон? Да и, вообще, изменится ли что-нибудь от этого? Щекотно… Лишь бы было щекотно. И пусть красный петух пожирает синим пламенем нежную плоть юных дев, а пулемет Максим кончает плавящимся свинцом в их жадное лоно, и пусть Его там не было, но слишком много крови пролилось на воспаленный мозг, чтобы она не смогла застлать широко раскрытые глаза. К чему вопросы, если меня не будет завтра, тебя не будет завтра, всех нас не будет завтра? Обречен ли он? Он не знает, но нехорошие предчувствия шепчут ему на ухо такое сладкое слово «Да!» Вы, мсье, Вы, жестокий песочный человек, давно уже мертвы, но почему Вы не пожалели своего создателя, зачем оставили Глебу Рудольфовичу свою волшебную подзорную трубу, через стекла которой он смог разглядеть Ее красивейший лик, лик позорной и непонятной звезды…

1993 год. Позорная звезда. Что это было? Новая Агата? Да. Именно так. От Вас, мсье, здесь не осталось даже пылинки на сером знамени. Это была война… Рассказывать ли ее? Смысл? Это была война и воевал здесь уже сам автор, сам Глеб. Нет, оставьте все эти напомаженные прелести картавым барышням и экзальтированным юношам, позвольте, какой уж тут бал?! Какой театр?! Это война. Самая настоящая. Жестокая и алая. Такая, какой и должна быть. Своего рода Эссе об Абсурде Камю, переложенное на 11 великолепных песен. Декаданс? Да. Но не театральность. Странно. Ничего странного. Здесь все крайне серьезно и подлинно. Ах, да ведь именно на Позорной звезде впервые возникает тема любви! Настоящей. Любви. Страницы книг ожили, и тут такое началось… Вот, к примеру, какие речи говорил под Новый год наш герой, будучи в восхищении от своего безумного нисхождения:

«Новый год… Девочка, будем воевать! И погибать. Это обязательно. Погибать. Так надо, чтобы все было всерьез. И не спрашивай меня, почему и зачем. Не вздумай, слышишь?! Никогда не вздумай спрашивать меня об этом! Кап-кап, снег падает на кровь, так сладко, что голова кружится. Кап-кап… Слышишь, ветер свистит атональный мотив? Кто-то лишний… Падай. Я буду с тобой. Айлавью! Вольно! Бей меня, я весь – твой! Мы выстрелили себя в мир, но в ответ мир нам не сказал ни слова. Жестокий и равнодушный! Ах, это так прекрасно, когда ты меня ненавидишь! Любовь ли это? Страх. Там, где страх, места нет любви, дорогая. Но мы – дети любви. Придуманной любви. Мы срываем ее плоды. Мы обречены. Ну и что? Так что стоит насладиться этим последним мгновением уходящей жизни? Твой неровно бьющийся пульс под моим влажным сердцем шепчет мне о том, что для воина есть самое главное в этом мире. Я сирота. Моя война закончена, мне стало слишком скучно жить, но и умирать скучно не менее. Какие уж там банты и хрустальные бокалы! Какая уж роскошь фраз! Зачем? Мой смысл – в моем падении. В моем анти-смысле. Я амбивалентен и противостою сам себе, и этому миру, и тебе, и всему… В этой игре я противостою сам себе, а потом уже люблю тебя. Прости, хотя я никогда и ни у кого в своей жизни не просил до этого прощения. Но я не могу и НЕ ХОЧУ иначе! Я восхищен своей великолепной судьбой! Ха! Я – тот самый красивый убийца в черной перчатке, и рано или поздно, но я поймаю на коже ангела алый отблеск своей звездной, ни от мира сего любви, и ты никуда не денешься… беги, беги, пока я не вижу… но не надейся!.. не надейся ни на что, слышишь?!..»

Такой вот странный герой…

1995 год. Opium. Рассматривать ли его как возвращение к эстетике Коварства и любви и Декаданса? Нет, не стоит. Очень красивый альбом. Весь такой сладкий, как яд. Да это и был яд. Война закончилась. Он проиграл. Она или умерла, или осталась одна. Не одно ли то же, по сути? Яркий свет одинокой звезды поблек, красный цвет стал черным… Сочная энергия молодой жизни героически была пролита в серых клубах сигаретного дыма. Выпили жизнь. Сломали сердце, которое в былые времена билось так громко и так четко, что по нему можно было считать секунды. Секунды кровавой схватки, кровавого соития, кровавой же развязки. Джиги-Дзаги больше некому петь. С фронта никто не вернулся. Бурлящий поток искреннего молодого восхищения бордовыми шторами упал на сухую серую землю, земля тут же впитала его, на миг заалела, но спустя мгновение вновь стала сухой, серой и безжизненной. Хотя нет… некоторые все же возвратились с поля боя. Чудом выжившие… Курят опиум и играют в кошки-мышки со смертью. Какая любовь? Слепое знамя дураков! Знамя, затоптанное изящным черным сапогом одинокого воина Ее глаз. Едет крыша, тоска без начала, и без конца. Черная луна… «Детка, у тебя сердце каменное – ты знаешь это? Но я все равно буду тебя любить. Угадай, какова моя любовь?» И страшный смех проносится в ночи, смех, которому когда-то только уподоблялся смех героя Коварства и Любви. То была только жалкая пародия на истинный, дьявольский смех! Неистовый смех, какой бывает только у мертвецов. Нет, оно, конечно, приятно и возбуждающе, вся эта сказочная тайга, усыпанная свежими душами и звездами, легендарная Трансильвания и милые вампиры в руках у Алладина, Белоснежка с обнаженными костями и окровавленным личиком, просящим железные рты еще и еще… Да, все сошли с ума! Неизведанная земля, старик Ницше на коне и уводящая в глубокую темноту счастливая меланхолия. С одной стороны все это походит на мальчишеский фарс и пустые декадентские выверты, в то время как с другой эта бутылочка с духами источает поистине ужасающий аромат. Ироничный и веселый, энергичный и бодрый, альбом, тем не менее, явился самым усталым и самым разбитым, напрочь лишенным сил… Да, герой – оптимист, но его оптимизм – это оптимизм приговоренного к жизни. А что есть жизнь, как не одна из разновидностей вечно длящейся смерти? Забытье в очаровательных парах опиумных сновидений дает герою лишь временное забытье, осознание тщеты которого приходит всякий раз с Тоской без конца, Дворником, рассыпающим Опиум для никого, Ни там ни тут. Опиум - это ранний, наивный Декаданс старых пыльных книжных страниц с чудесами в волшебных буквах, преломленный сквозь бутылку наркотических духов, несчастной любви, проигранной войны и пару-тройку смертей, и если Позорная звезда была падением, то Опиум – это гроб для разбившегося о холодные камни мостовой. «Ах, дворник, подмети меня отсюдова, дворник… жопа с метлой!» Когда Вы начитались книжек, Вам захотелось поиграть в них, когда Вы наигрались, Вам захотелось отдохнуть, когда Вы наконец отдохнули, Вам, мсье, уже ничего более не хотелось…

1997 год. Ураган. Надо ли говорить, что это было вторым в истории Агаты перерождением? Шок от альбома настолько огромен и силен, что почти невозможно найти слова, говорящие что-либо о нем. Здесь наконец-то открылась правда. Правда, которая останется с героем уже навсегда. Очень трудно даже найти параллели и связи с предыдущими работами. Вернее, они есть, если присмотреться повнимательнее, но ТАКИМ героя мы еще ни разу до этого не видели. Коренная ломка. Ломка тотальная и БЕЗВОЗВРАТНАЯ. Необратимая. Во всем и вся. К этому надо было прийти. Иначе и быть не могло. Он слишком долго бродил в черных зеркалах, слишком глубоко вдыхал ядовитые пары опиумного кайфа, он слишком сильно ЖИЛ! Иначе и быть не могло. Второй фронт, Коварство и любовь, Декаданс, Позорная звезда, Опиум… - это было только начало немыслимого пути в некое такое… Так примите же, мсье, этот подарок бездны, к которой Вы так стремительно и неуклонно приближались, примите эти большие мертвые глаза… У-ра-га-на! Заметьте, подарок небывало ценен и хорош: не каждому выпадает честь принять этот дар из Ее рук, далеко не каждому, мсье… Но только не Вам! Вы – исключение! Вы – тот самый, настоящий, неведомый и непонятный, призрачный, проклятый… Посмотрите, как невозможно красив этот подарок, эти два пустых и холодных глаза цвета талого льда, дающие Вам навсегда великий дар: истинное зрение. Так что же увидел наш герой, проснувшись однажды от нестерпимого нечеловеческого холода в области глазных впадин? Пусть лучше он сам нам об этом расскажет:

«Неизбежным свойством падения является то, что падать с каждой секундой становится все легче и легче. Приближаясь все сильнее и сильнее к ЭТОМУ, все меньше и меньше хочется вернуться обратно. Становясь все ближе и ближе к ЭТОМУ, хочется хоть на секунду, хотя бы на долю секунды приостановить свой нисходящий полет, насладится последними мгновениями ощущения своей боли, которой через миг уже не будет. Боль исчезнет, чтобы уйти уже навсегда. Но как сладка она, как опьяняет тебя и наполняет все твое существо волшебным ядом участия, ощущения своей причастности к тому, что ВЕЧНО, к тому, что пока еще с тобой, к тому, что всегда готово принять тебя и простить, открывая взору то, за что ты всегда пытался заглянуть. Но эта причастность – всего лишь самообман, чрезмерная переоценка своей значимости ЗДЕСЬ, иллюзия обретения, иллюзия ЧУДА. Нет, ты не можешь быть частью ЭТОГО, ты не приложил к этому должных усилий, все, что происходило с тобой на этом пути и ты считал спасением, оказалось лишь намеком на существование ЕГО. Ты сам себя обманул. Не сумев увидеть главное за тем, что тебе стало возможным увидеть, растеряв, так и не собрав. Ты всегда терял ЭТО, но теперь тебе нечего терять. Все, что у тебя осталось – это пустота. Все, за чем ты раньше видел намеки на ЧУДЕСА, оказалось при внимательном рассмотрении бессодержательными формами, манящими за собой туда, откуда ты изо всех сил старался убежать. Круг замкнулся. Ты отрекся от этого в высшей степени несправедливого мира, за которым нет ничего, лишь безликое аморфное нечто, что они на протяжении веков охраняют, за что готовы разорвать друг другу глотки, за что готовы втоптать в грязь тебя, ни на минуту не задумавшись и не пожалев. Ты нашел другой, более справедливый и правильный, где есть место ТОМУ, чему нет места ЗДЕСЬ. Ты ушел отсюда туда, где царица ночь рассыпает звезды, где колдует лес, течет река и русалки строят глазки. Ты там был, правда был… Это они все как один будут потом тебе говорить, что его нет, но ты-то знаешь, что это не так! Ты думал найти там свою сказку, ты думал, что фея улетела именно туда, и в этом укромном уголке, полном таинственных и леденящих душу, завораживающих и чарующих, одурманивающих и заколдовывающих ощущений, ты сможешь обрести, наконец, себя. Но стоило одного легкого дыхания урагана, и нет его, твоего Мирка, твоего Мира, твоего Мирища и твоей Вселенной… Разметал всю эту его чарующую прелесть, как когда-то давно, ты даже не помнишь как, разметал все твои игрушки и забрал себе навсегда, оставил лишь то, чего так боялись и так жаждали незабвенные классики черного романтизма. Но почему? Почему?!! Почему??!!! Ведь он же был такой, такой… настоящий, как тогда, давно, когда я мог просто улыбаться и быть счастлив этим, когда я рисовал его, любил его и ждал того момента, когда я стану им уже навсегда… А ведь почти стал! И сколько красок изрисовал, преимущественно красно-черных, тогда как раньше – это когда я улыбался, рисуя его – так вот раньше были совсем другие краски… Серое небо в лужах… А я был рад! Я и сейчас рад, когда оно так, только сейчас все на месте, да что-то не так, без НЕГО, теперь я это знаю наверняка. А ведь раньше я и не думал о НЕМ, но ОН был, стоило только закрыть глаза. А теперь я закрываю глаза и не вижу ЕГО. Мне это ураган оставил, весточку, которую держу сейчас в руках, падая… Падаю – и вижу впереди ТО, что должно спасти, но знаю, что не спасет. Лететь, лететь отсюда хоть куда, хоть к самому дьяволу на рога, что пытался свинтить, заливая вином то, что не смог превзойти, то, что не понял. Я знаю, куда мы плывем, капитан, но отчего я не хочу поменять курс своего корабля? Капитан, ты слышишь меня, капитан?.. Дурак, я думаю, что не хочу, но кто ж мне позволит? Кто протянет руку и спасет? ОН? Но ЕГО же нет, как ОН может быть, если ты не видишь ЕГО? Ты был кем угодно в этой жизни – птицей, рыбой, даже змеей, но сквозь волны, в небе, в траве не увидел никого. А, может быть, тебя и самого нет, и это все просто сон, сумасшедшая сказка без начала и конца? Но если ты видишь этот сон, то ты уже есть… Но ты ли это? Можешь ли ты быть собой во сне? Пробудиться ото сна? Зачем? Ведь он такой… мягкий, нежный, как это серое небо над спящей головой… Все есть лишь сон, но я точно помню, да, я помню, что было время, когда я не был в нем, но кем я был тогда? Как я могу увидеть себя сейчас, если, подходя к зеркалу, я вижу тысячи лиц, но своего не вижу? Да черт с ним! Вниз по течению реки, я захлебнусь в собственной боли и утону сладко, томительно сладко, а оттого и не подхожу к зеркалу. А что дальше, когда утону? Наверное, что-то интересное-интересное, как в книжках, что читал тогда-то… Но интересное всегда больно, а боли мне хватит, не могу больше испытывать этот кайф, мне неинтересно интересное, которое опять обманет, поиграет со мною и покажет в итоге изнанку. Она общая для них всех, для всех интересных, черт их возьми! Но ведь все это не может быть просто так, правильно? Ведь не зря же Легион плывет через века, не зря же летят по небу все эти косматые кометы и цветные города?.. Что-то же должно за этим стоять, кто-то должен за этим стоять! Откройте мне дверь! Наивный… Опять пытаешься зацепиться за ту же самую обманчивую руку, которая ради тебя не сделает ни одного движения? Опять пытаешься глотнуть хотя бы один глоток воздуха… Хотя бы раз… Но зачем?.. Сколько можно этих сомнений, которые лишь портят твое красивое падение? Опять не можешь смириться, не можешь признать, что зря? Мучаешься вопросом Зачем? Вновь пытаешься снискать благодати ТОГО, кого нет? Это для тебя ЕГО нет, а для кого-то есть… Иллюзия! Еще одна уловка, еще один довод в пользу того, чтобы жить, а потом снова разочароваться и целиком отдаться воле урагана. Ведь ты же знаешь, что это так. Ничего, абсолютно ничего не сохранилось, все разметало ураганом. И не осталось ничего, а ты живешь, тебе снова повезло. Назло? Так было и так будет. Зачем тебе эти неизбежные потери? Зачем снова лежать у реки и жаждать нового розового бинта? Зачем снова плавать в открытом море без компаса и руля, а по временам на берегу забываться пьяным вдрызг в компании очередной портовой бляди? Раскрывать ей душу и надеяться таким образом оставить здесь след, не понимая главного, того, что ты давно уже плывешь – или летишь – как тебе больше нравится – не по горизонтали, но по вертикали.  Так зачем же снова создавать иллюзию: я себя убеждал, что уже не плыву… Не выйдет, он никогда не наступит, твой День Серебра, но... в природе все не просто так суждено. Но веришь ли ты сам в то, что говоришь? Поэтому падай вниз и не оглядывайся, поэтому тебе добрые ангелы не причинят никакого вреда, поэтому данный процесс необратим. Поэтому тебя не ждет ТАМ ничего, поэтому ты так жаждешь еще хоть на секунду испытать хоть капельку боли, от которой убегаешь ТУДА, поэтому не вынимаешь из рук ту весточку урагана и поэтому, в полете своем набирая оборот, в исступлении повторяешь: Слишком люди, слишком любим!»

Куда бы ни уплыл моряк, от смерти не уплыть ему…

Вы удивлены, господа? Я вижу на ваших серых лицах искаженную улыбку удивления! Да, вам не показалось: он вспомнил о Боге. Я вижу, вы смеетесь? Ведь так неоригинально сегодня говорить о Боге… Что вы… «Постпостмодерн на календаре, грувово-дроновая синтетика эмбиентного джаза, пластмассово-кислотный декаданс неоновых ламп, амбивалентная бисексуальность андрогинных подростков, развенчивание великих идей верхом на мраморном унитазе с позолоченной ручкой, деконструкция постструктарализма в постсоветском пространстве, и наоборот, подруги, друзья, назад и вперед, вперед и назад, ля-ля, ля-ля-ля… о каком таком Боге Вы говорите? Кстати, уважаемый рассказчик, Вы в курсе, что и Сатана нынче тоже не в моде?» - со злорадной усмешкой спрашиваете вы. Снимите эту свинцовую маску безразличия с ваших каменных лиц, перекошенных злобой и разочарованием! Вам не понравился спектакль? Ха! Вы не понимаете, о чем, вообще, говорит герой? Вам, господа, это неведомо. И не дано никогда узнать. Ибо вы, завсегдатаи полуразрушенных кофейных салонов и розовых домов извращенных мод, не знаете, что такое ЧУДЕСА! Что ж, пейте и дальше свой черный кофе на изысканных углях, но ежели все же кто-то из вас проникся словами героя, а такие, я знаю, есть среди вас, то с неподдельным удовольствием приглашаю я его последовать за мною туда, где под звездным небом тают в белой ладони небывалые чудеса… Пойдемте!

1999 год. Чудеса. «Вставайте под наше серое знамя, пока мы еще берем», - вот что говорит герой. Он снова жив! Но странным холодным огоньком поблескивают его цвета талого льда глаза. Вы поняли, какое чудо с ним произошло? Это надо было сделать. Уйти ТУДА и возвратиться вновь. По нехоженой тропке, все ближе и ближе к мигающим вдали огонькам, он вернулся. И окинул новыми глазами неизведанную землю, чтобы засверкали в них бесконечные звезды. Чудеса. Нет, он уже ни на что не надеется, так как новые глаза даруют спасительную возможность видеть всю тщету любой надежды. Но звезды на небе для него остались... И луна, и луна, и луна… Синяя стрелка компаса покажет ему бесплатное кино, и он в неподдельном восхищении будет смеяться. Ведь все вокруг так смешно и так зыбко. Небывалые пейзажи оживают в ночной тиши под его новым взглядом, и все кажется как никогда таинственным и волшебным. Красота очаровывает и манит в свои прекрасные руки. Он словно гость в этой сумасшедшей сказке, и чувство немого восторга срывается с губ. Но он уже не тот доверчивый книжный мальчик, готовый сладостно шептать небывалые слова под весенней луной. Нет. Мир отныне стал пустым и чуждым ему, и теперь он знает правду о красоте. Но никому не скажет. О, что она с ним сделала! Это именно она убила его! Все, что у него осталось – это право на то, что больней. Без преувеличения это самое сложное и запутанное для него время. И если Ураган не предлагал никакой другой альтернативы, кроме как разжать застывшие от боли холодные пальцы и безвольно отдаться своему отчаянному падению, то сейчас он не понимает ровным счетом ничего, кроме того, что видит этот мир насквозь. Но обман здесь сменяется обманом, ведь эти чудеса так капризны и непостоянны! За темными деревьями уже невозможно разобрать, кто там спрятался: это долгожданный волшебник хочет ему помочь или же нечеловеческие твари снова оживают, чтобы утащить его обратно в бездну? Есть ли еще для героя ТОТ, кого он так безуспешно пытался найти все эти годы, либо же его ковер-вертолет просто залетел не в те миры? И снова едет крыша… О, мсье, я знаю, как приятно это – ощущать, как у тебя едет крыша!.. Как на самом краю, где кончается вся земля, ты врываешься напрямик в чудеса! Навеселе… помните, как Вы нарывали ей прекрасные букеты на крови? Вы любили ее? Снова под серым знаменем, но отбросив навсегда безумные призраки прошлого. Теперь Вы поняли, как безнадежно глупо это было тогда с Вашей стороны: бросать алые капли на белые иголочки и превращать свою любовь в поле боя своих безудержных страстей. Что ж, экзистенциализм – это та же болезнь. Засев в голове, он не даст никому постареть. Но, пардон, это уже совсем из другой оперы… А Ваша ария ныне звучала необыкновенно чудесно:

«Я умер с новой силой, я опять живой, детка… Тебе еще этого не понять – ты еще слишком жива для этого! Что, поиграем опять? Приколемся? Может быть, раз и навсегда - я не знаю. Я теперь ничего уже не знаю. Видать, я и вправду сумасшедший, ведь я снова шагаю навстречу собственной смерти! Ха! Я скоро привыкну… Пережил одну – переживу и другие! А вдруг получится? Посмотри, дорогая моя, как чудесно искрится это фиолетовое, будто разлитые по столу чернила бредущего в ночи поэта, небо! Разве не чудесно? Ах, как прекрасно! Давай, летим со мною! Ну, смелее же, ну, ну… А вдруг на излете мы и вправду увидим… - здесь он прервался, грустно посмотрел на звезды, и снова продолжил – По крайней мере, я все еще верю в ЭТО, но уже не надеюсь. Вера и надежда – столь разные вещи. Ты когда-нибудь и сама это поймешь. Надежда доступна только живым, а вера – и мертвым тоже. С ума сойти! Я гляжу в это некое такое и даже предположить не могу, что откроется мне там, за черными шторами? Я встречу там свою смерть или же?..» – и тут он снова запнулся и, наконец, его голос совсем затих в одинокой и необъятной пустоте…

«Но каким образом могло произойти, что после такого урагана в его душе смогли откуда ни возьмись загореться волшебные огоньки стремления к чудесам?» - вы в полном недоумении. Но герой вдруг ответит вам: «только небо знает правду, но не скажет никому…»

2004 год. Триллер. Часть первая. Итак… нет, подождите, я же не рассказал самого главного: куда, собственно, привели Глеба Рудольфовича его нехоженые чудесные тропки. Не знаю, удивительно ли это прозвучит, но тропки эти привели нашего героя в церковь. Чудеса. Что можно написать об этом? Это духовное таинство доступно только ему одному, и никому более. Я не знаю, какие озарения и перемены произошли его душе, но разве эта тайна может быть открыта кому-либо еще кроме него самого? Так что на этом я позволю себе оставить героя наедине с его воплощенными Чудесами и лишь повторить то, в чем он сам неоднократно признавался: он наконец обрел то, к чему так долго шел. За черными шторами ОН ему открылся…

Триллер. Часть первая. Итак, что же произошло с героем за эти четыре года? Что он готов сказать нам и готов ли вообще что-нибудь сказать?

Я гляжу на небеса
Напрягая все глаза
А на небе ни звезды
В мире только я и ты
…
Потерявшие мечту
Мы сидим на берегу
А у реки нет воды
В мире только я и ты

Это первая песня: «Кто украл мою звезду?» «Кто разбил мою мечту и снова отнял у меня мои чудеса? Неужели теперь точно все? Все то, к чему я так долго шел, оно теперь мертво? И как это могло произойти? Я не знаю…»

Улетели звезды далеко
Их уже рукою не достать
На душе томительно легко
Хочется кого-нибудь порвать

Когда убьют, никто не уйдет
Когда возьмут, тебе не уйти
Немного боли, немного любви
Немного крови, немного земли

Какие уж тут чудеса! На этой жестокой и холодной земле, к которой герой отныне прикован навсегда. Нет больше сил стремиться ТУДА. Но почему-то с каждым днем становится все легче и легче смириться… Он скоро совсем привыкнет.

Кто тебя оставил здесь одну?
В небе одиноко и темно
Позови меня, я приползу
Потому что звезды далеко

Улетели звезды далеко
Их уже лопатой не добить
Хочется кого-нибудь порвать
Хочется куда-нибудь любить

Лишь глубокое разочарование и злость на эти обманчивые призраки, скрывающие под своими обворожительными звездными плащами абсолютное Ничто. Так почему бы, собственно, и не приползти к ней? Полночная феерия снова, как и в былые времена, любезно позволит ему своровать кусочек бесполезного счастья на несколько часов:

Мы идем с ума, ломая двери в темноту
Пока уснула в небе желтая луна
И только вору, только вору не до сна

Мы сошли с ума, и мы танцуем на краю
Мы воруем ночь, а я на шухере стою
Когда в саду царицы тайной темноты
Мы срываем черные цветы

И так каждую ночь. И каждое утро одно и тоже:

Давай убьем любовь
Не привыкай ко мне
Давай убьем, пока
Ее не стало
…
Я должен быть один
Я должен бить больней
На точке двух миров
Реальный воин

Ничего другого этому реальному воину более не осталось. Любовь – самообман. Иначе ему ничего не стоило бы дотянуться до звезд, когда он любит. Мгновенная искра прекраснейшего безумия – и снова ничего. Если тянуть дольше, то любовь превратится в невыносимую пытку, которую он уже не может терпеть. Команда «Вольно!» уже не слетает с уст – не те годы…

Продали мечту, купили мечту, порвали мечту

Такие тупые, что хочется выть
А небо такое, что можно убить
Никто не заметит, когда я начну

Что можно сказать? Это смех, это крах. Окончательный. И более всего бесполезно пытаться найти причину: почему оно так? Какая разница? Просто рано или поздно книжные странички с волшебными золотыми буквами начинают свой стремительный и трескучий бумажный распад, а чарующие звезды в синем бокале головокружительного вина тускнеют и умирают. Навсегда.

Унылые, усталые признанья на крови
Оставьте их тому, кто может вам поверить
Роняйте лед, плесните яд
На свежие мозги
Я знал, что все не так
Я сам себе не верил

Сложнее всего признаться в этом, но разве есть в этих словах хоть капля лжи?

Горят святые книги, волшебные слова
И главные секреты уходят в никуда
И тайна строит небу печальные глаза
Убили звездочета, порвали колдуна

Все. Мсье, Ваша история окончена. Огоньки за деревьями оказались просто Ничем. Вы пришли к тому, к чему медленно и верно шли еще со Второго фронта.

Чтобы понять истинный смысл альбома, необходимо ответить на вопрос: чем же он отличается от Урагана? Не является ли Триллер его повторением на новом витке? Не закрутился ли бесконечный цикл в жизни героя и такая ли уж это новая перемена в его душе? Что ж, следует признать, что да, Триллер – это Ураган спустя семь лет, но есть здесь одно маленькое и очень важное но, а именно: к 97-му году герой подходил, сам откровенно желая падения и погибели, со слепыми влюбленными в смерть глазами, в то время как миновав семь лет он встретил 2004-й год глазами совсем иными, он и вправду познал радость просветления и обретения, но… видимо, это продолжалось недолго. И поэтому Триллер – это нечто совершенно иное, нежели Ураган. В 97-м у него ЕЩЕ была вера, сегодня ее УЖЕ нет. И никогда не будет. И если семь лет назад страшная река могла принести хотя бы горькое утешение, розово-алый бинт, с запахом крови, то теперь у реки просто нет воды. «Давайте веселиться!» – бодро призывают Глеб и Вадим. Что ж, почему бы, собственно, и нет? Здесь и сейчас. И с ней. Любить и не думать более ни о чем. И пускай любовь – лишь заманчивое слово, вечность которого исчисляется считанными годами, чтобы потом навсегда осыпаться в черный, обитый изнутри приятным холодным шелком, гроб. Или все же это нечто большее? В сущности, не так уж и велика эта разница, когда:

Только небо знает правду
О том, как я тебя хочу
О том, как я еще не верю
В то, что скоро полечу

И только небо знает правду
Кто украл мою звезду
Только небо знает правду
Но не скажет никому

Здесь и сейчас. И бессмысленно строить страдальческие выражения на усталом лице, пытаться вытягивать из своих мозгов философские эликсиры бессмертия, пытаться думать о том, что будет завтра. Что будет завтра? Ничего интересного. Чудес не осталось на этой земле. Дорога паука еще никого и никогда НИКУДА не приводила. Но, все-таки, может и спрятана она где-нибудь, эта любовь? Кто из вас сможет опровергнуть ее существование, равно как и подтвердить?

Я соберу все на осколки самого себя
И снова заживу без боли и уныния
И я найду, ее найду. Она одна моя
А все еще стоит, а сердце не остыло… :))

P.S. Все, что было сказано о Триллере - лишь субъективные ощущения автора, и не более. И как подтверждение этих слов, цитата из недавнего интервью АК Д. Ступникову:

Денис Ступников, Правая.ru: — Глеб, вы считаете себя православным христианином, а между тем многие обвиняют вас в том, что вы пишете разрушительные песни с ярко выраженным дьявольским началом. Вас нередко противопоставляют Константину Кинчеву, у которого через пафосные агитационные песни идёт пропаганда Православия.

Глеб Самойлов: А кто интереснее людям: сомневающийся, ошибающийся и исправляющий свои ошибки и дающий об этом правдивый отчёт или человек который не сомневается ни в чём. Я думаю, что человек, который не сомневается ни в чём, уже автоматически перестаёт заниматься рок-музыкой. Он должен вообще завязывать с роком и заниматься своим духовным развитием, которое, к сожалению, к року имеет мало отношения. Речь сейчас не о Косте Кинчеве – я говорю умозрительно.